Каждый день он думал, что он живёт в аду.
Он глушил растворимый кофе, покупал заправочную еду.
Если что и носил с собой – только небо над головой.
Но от этого не менялось практически ничего.
Ад всегда одинаков.
Поэтому он и ад.
Потому он и шёл, не оглядываясь назад.
Никогда не ждал, пока пройдёт первый шок,
удирал отовсюду, где хоть капельку хорошо.
Говорил: все мы прокляты, все мы обречены.
Никого не слушал, кроме оглушительной тишины.
Навсегда уезжал без карты и без ключей.
А потом в лесу он нашёл ручей.
Понимаешь?
Нашёл
ручей
с берегами суглинковыми, не помнящими тепла.
Но живая вода в том ручье текла
и над ней в осиновых листьях запуталась темнота.
Он присел у ручья,
поскольку до хруста в костях устал.
Так сидел и смотрел на осины и на сосну,
а потом – предсказуемо, – он уснул.
Но приснился ему никакой не ад,
а приснился ему хмель, омела и виноград.
А приснилось ему, что в мире зла вовсе нет,
только сосен касается тонким лучом рассвет,
что никто не проклят, никто на свете не обречён.
И во сне этом он был рассветом и был лучом,
был копьём пшеницы и остриём ножа,
каждым, кто по земле ходил,
и каждым, кто в этой земле
лежал,
был пещерой в скале,
и облаком в небесах.
Через полчаса он, конечно, проснулся сам.
И пошёл так легко, будто ада и не было никогда.
И текла под ногами его вода.
И в вино и хлеб превращалась
заправочная еда.